Или новогодняя история о том, как Николай Иванович попал впросак
Николай Иванович был высок, худощав и лысоват. Ему было немногим более пятидесяти лет, и за прожитую жизнь он определил, что любит больше всего три вещи — курить, выпивать и широкие спортивные штаны, под которыми он скрывал свои тонкие, обтянутые пожелтевшей кожей, ноги. Раньше, кроме ног, в его штанах бывали и женщины, но первые две привычки со временем заставили его вычеркнуть отношения с прекрасным полом.
В прошлом, подающий надежды волейболист, в начале 90-х годов прошлого столетия так увлекся приватизационными процессами, что в отчаянном порыве на спор разорвал сбереженный партбилет, прожевал и запил кусочки бумаги стаканом чистейшего спирта. И тут же начались прекрасные превращения: то ли партбилет не желал отпускать хозяина, то ли просто начал мстить. Сначала Николай Иванович продал на трассе возле родного поселка глушитель со стареньких соседских жигулей, а получив прибыль выгодно вложил ее в сорокаградусную мутную жижу, которую так требовала съеденная заживо красная книжечка с отметками о взносах. Затем в ход пошли алюминиевые кастрюли, железные листы с забора и антикварный ржавый прабабушкин утюг. В общем, дела пошли в гору, и бизнес наладился на десяток лет вперед. Он не брезговал никакой безделушкой, и пропускал через марксовскую схему товар-деньги-товар все, что под ногами лежало.
Однажды, став по колхозным меркам зажиточным крестьянином, понял Николай Иванович: «надо рвать когти в столицу — простор для бизнеса, широка страна моя родная...». И вот, после январских праздников, идет он, счастливый обладатель билета на поезд дальнего следования, на вокзал.
- Никуда ты от меня не денешься, - злобно прошипел в его животе партбилет.
- Знаю, знаю! - вскричал Николай Иванович. - Сейчас куплю, потерпи ты!
В привокзальной забегаловке он приобрел чекушку, там же и распил ее с новыми знакомыми — постоянными посетителями кафе «Надежда». Одобрительно кивая, собутыльники слушали мечты высокого интеллигента в спортивных штанах с партбилетом в желудке, и поддакивали каждому слову.
- … а потом заводик, глядишь, построю! Куплю квартиру на Тверской — вот тогда заживем!
- Да-да, - безо всякого интереса ответил ему слушатель, и немедленно запил свои слова прозрачной жидкостью из пластмассового стаканчика не то из-под мороженного, не то из-под кофе. Сурово? Зато бесплатно. Николай Иванович расщедрился и продолжил:
- А! Гулять — так гулять! Официант, налей еще мне и этим прекрасным джентльменам на посошок!
Возможно, он переоценил своих новых друзей, и пока, невнятно улыбаясь, рассматривал в окно мерзнущих на трамвайной остановке людей, вместе с очередной бутылкой друзья эти куда-то растворились.
- Ну и черт с вами! - в сердцах интеллигент стукнул кулаком по столу и поспешил на поезд.
Скучающая молодая хохлушка с пухлыми губами и добрыми карими глазами сидела на нижней боковой полке плацкартного вагона. Она изредка провожала томным взглядом заходящих мужчин, голову опирала о пластмассовую полуторалитровую бутылку с алкогольным коктейлем и изредка отрывала ее, чтобы отвинтить крышку и сделать пару глотков горячительной газировки. На соседней боковушке разместилась очень недовольная поездами женщина, в глубине души желавшая стать прокурором, чтобы давить на чашу весов Фемиды таким образом, чтобы карать в суде всех алкоголиков. И, желательно, смертельной казнью.
Шатающейся походкой Николай Иванович подкатил к проводнице и вручил билет. Товарищ Алла отличалась железной выправкой, и где-то в глубине души она также поддерживала недовольную прокуроршу, но до ее выправки недопрокурорше было так же непостижимо далеко, как и товарищу Алле до Марса. Только разница заключалась в том, что последняя этого факта, хотя бы, не отрицала.
- Вот мой па.. парт... тьфу! Билет! - заикнулся пассажир.
- Заткнись! Нас сейчас не пустят! - шикнул на него настоящий партбилет из желудка.
- Ммм, Аллочка, курить-то можно? - обеспокоился Николай своей первой дурной привычкой, сообразив, что Аллочка — женщина, и по другим вопросам к ней подкатывать не стоит, и об этом ему напомнили дырки в карманах спортивных штанов, из которых он не вынимал рук. В зубах у него была папироса.
Товарищ Алла метнула в него две серых молнии из глаз, Николай Иванович от удара не устоял и провалился в глубину вагона, попутно извиняясь перед сбитыми с ног пассажирами. О чем удалось договориться с хозяйкой вагона осталось в тайне, но подлинно известно следующее: послонявшись с час по поезду, Николай Иванович уселся на корточках в тамбуре и уже втягивал в себя едкий дым каких-то дешевых сигарет, набитых то ли сеном, то ли сорняками с обочин дорог Краснодарского края.
- Товарищ проводник, разрешите обратиться! - на армейский манер окликнула Аллочку несостоявшаяся прокурорша. - Сообщаю: вот этот мужчина курил в тамбуре, я видела! Сделайте ему замечание! Я некурящий человек, мне очень неприятно!
- … - наверное, подразумевая что-то неприлично нецензурное, молча ответила взглядом товарищ Алла, и скрылась за дверью. Весь вагон неодобрительно покосился на прокуроршу и каждый выдохнул нотку негодования таким стукачеством. Несостоявшийся жиган злобно зыркнул на несостоявшуюся прокуроршу, буркнул что-то себе под нос и оскорбленно побрел в другой тамбур.
За три часа пути партбилет Николая полностью свыкся с обстановкой в вагоне, однако подталкивать на общение и новые знакомства своего раба не решался. Однако, через некоторое время потребовал выпивки снова:
- Дайте мне на пиво, умоляю, - предчувствовал беду Николай Иванович, обращаясь к отставному генералу, который точно с неба упал и приземлился за один столик с несчастным человеком. Генерал не знал, что перед ним необычный человек, а раб красной книжицы. Зато Николай знал, что если частицы этой чешуйчатой книжицы напоить как следует, он сможет, наконец, уснуть.
Поезд остановился, товарищ Алла дернула ручку и на перрон выдвинулись металлические ступеньки. Николай, перепутав тапки на босых ступнях, выкатился через нее на платформу. Через пять минут он вернулся в обнимку с пластиковой бутылкой пива. Он прижимал ее к лицу и от удовольствия высовывал язык. Из приоткрытой пробки сочилась пена, растекаясь по его щекам. А может, партбилет так заигрывал с прокуроршей, которая была готова вцепиться худощавому волейболисту-предпринимателю в горло.
Апогей пришелся ровно на 7 часов утра. Что произошло ночью никто не знал, но пассажиров разбудил истошный крик Николая Ивановича:
- Аааа!!! Суки!!! Где мои штаны? Я что, террорист? - взвыл он. Поезд пришлось остановить, его окружили девять милиционеров, правда, без собаки. Николай Иванович отчаянно кидался то на прокуроршу, то в поисках пропавших штанов - Кто на меня жаловался, скажите, кто? И как я, без штанов что ли с вами пойду? Вы меня опозорили, понимаете!
- Я ему на пиво давал, да, когда он меня попросил, - заявил генерал.
- Подписывать жалобу будете? - осведомилась Алла.
- Да, я подпишу! - ответила прокурорша.
- Ну все, тогда мы снимаем его с поезда, - ответил старший милиционер.
- Суки! Мечту порвали! - истошно заревел Николай Иванович и его увели под ручки в метель.
Молчание по убывшему не по своей воле интеллигенту без штанов нарушила хохлушка через минуту. Она возмутилась, мол, «не трогали бы мужика, с кем не бывает» и «никому он ничего плохого не сделал». Прокурорша зашипела на нее:
- И где ты раньше была, пока его не высадили? Почему молчала?
Хохлушка не ответила, пустила мечтательный взгляд куда-то в потолок и уснула. Вместе с ней в царство снов отправились и остальные пассажиры. Только товарищ Алла схватила лентяйку, тряпку и ведро с теплой водой и принялась за мытье полов, в ожидании следующих Николаев Ивановичей, мечтающих о винных заводиках на улицах Тверской в Москве, да и вообще, черт знает о чем, совершенно не заботясь о съеденных в молодости партбилетах. Уж у нее-то он точно на месте, аккуратно лежит в ящике прикроватной тумбочки и дожидается своего часа.
Николай Иванович был высок, худощав и лысоват. Ему было немногим более пятидесяти лет, и за прожитую жизнь он определил, что любит больше всего три вещи — курить, выпивать и широкие спортивные штаны, под которыми он скрывал свои тонкие, обтянутые пожелтевшей кожей, ноги. Раньше, кроме ног, в его штанах бывали и женщины, но первые две привычки со временем заставили его вычеркнуть отношения с прекрасным полом.
В прошлом, подающий надежды волейболист, в начале 90-х годов прошлого столетия так увлекся приватизационными процессами, что в отчаянном порыве на спор разорвал сбереженный партбилет, прожевал и запил кусочки бумаги стаканом чистейшего спирта. И тут же начались прекрасные превращения: то ли партбилет не желал отпускать хозяина, то ли просто начал мстить. Сначала Николай Иванович продал на трассе возле родного поселка глушитель со стареньких соседских жигулей, а получив прибыль выгодно вложил ее в сорокаградусную мутную жижу, которую так требовала съеденная заживо красная книжечка с отметками о взносах. Затем в ход пошли алюминиевые кастрюли, железные листы с забора и антикварный ржавый прабабушкин утюг. В общем, дела пошли в гору, и бизнес наладился на десяток лет вперед. Он не брезговал никакой безделушкой, и пропускал через марксовскую схему товар-деньги-товар все, что под ногами лежало.
Однажды, став по колхозным меркам зажиточным крестьянином, понял Николай Иванович: «надо рвать когти в столицу — простор для бизнеса, широка страна моя родная...». И вот, после январских праздников, идет он, счастливый обладатель билета на поезд дальнего следования, на вокзал.
- Никуда ты от меня не денешься, - злобно прошипел в его животе партбилет.
- Знаю, знаю! - вскричал Николай Иванович. - Сейчас куплю, потерпи ты!
В привокзальной забегаловке он приобрел чекушку, там же и распил ее с новыми знакомыми — постоянными посетителями кафе «Надежда». Одобрительно кивая, собутыльники слушали мечты высокого интеллигента в спортивных штанах с партбилетом в желудке, и поддакивали каждому слову.
- … а потом заводик, глядишь, построю! Куплю квартиру на Тверской — вот тогда заживем!
- Да-да, - безо всякого интереса ответил ему слушатель, и немедленно запил свои слова прозрачной жидкостью из пластмассового стаканчика не то из-под мороженного, не то из-под кофе. Сурово? Зато бесплатно. Николай Иванович расщедрился и продолжил:
- А! Гулять — так гулять! Официант, налей еще мне и этим прекрасным джентльменам на посошок!
Возможно, он переоценил своих новых друзей, и пока, невнятно улыбаясь, рассматривал в окно мерзнущих на трамвайной остановке людей, вместе с очередной бутылкой друзья эти куда-то растворились.
- Ну и черт с вами! - в сердцах интеллигент стукнул кулаком по столу и поспешил на поезд.
Скучающая молодая хохлушка с пухлыми губами и добрыми карими глазами сидела на нижней боковой полке плацкартного вагона. Она изредка провожала томным взглядом заходящих мужчин, голову опирала о пластмассовую полуторалитровую бутылку с алкогольным коктейлем и изредка отрывала ее, чтобы отвинтить крышку и сделать пару глотков горячительной газировки. На соседней боковушке разместилась очень недовольная поездами женщина, в глубине души желавшая стать прокурором, чтобы давить на чашу весов Фемиды таким образом, чтобы карать в суде всех алкоголиков. И, желательно, смертельной казнью.
Шатающейся походкой Николай Иванович подкатил к проводнице и вручил билет. Товарищ Алла отличалась железной выправкой, и где-то в глубине души она также поддерживала недовольную прокуроршу, но до ее выправки недопрокурорше было так же непостижимо далеко, как и товарищу Алле до Марса. Только разница заключалась в том, что последняя этого факта, хотя бы, не отрицала.
- Вот мой па.. парт... тьфу! Билет! - заикнулся пассажир.
- Заткнись! Нас сейчас не пустят! - шикнул на него настоящий партбилет из желудка.
- Ммм, Аллочка, курить-то можно? - обеспокоился Николай своей первой дурной привычкой, сообразив, что Аллочка — женщина, и по другим вопросам к ней подкатывать не стоит, и об этом ему напомнили дырки в карманах спортивных штанов, из которых он не вынимал рук. В зубах у него была папироса.
Товарищ Алла метнула в него две серых молнии из глаз, Николай Иванович от удара не устоял и провалился в глубину вагона, попутно извиняясь перед сбитыми с ног пассажирами. О чем удалось договориться с хозяйкой вагона осталось в тайне, но подлинно известно следующее: послонявшись с час по поезду, Николай Иванович уселся на корточках в тамбуре и уже втягивал в себя едкий дым каких-то дешевых сигарет, набитых то ли сеном, то ли сорняками с обочин дорог Краснодарского края.
- Товарищ проводник, разрешите обратиться! - на армейский манер окликнула Аллочку несостоявшаяся прокурорша. - Сообщаю: вот этот мужчина курил в тамбуре, я видела! Сделайте ему замечание! Я некурящий человек, мне очень неприятно!
- … - наверное, подразумевая что-то неприлично нецензурное, молча ответила взглядом товарищ Алла, и скрылась за дверью. Весь вагон неодобрительно покосился на прокуроршу и каждый выдохнул нотку негодования таким стукачеством. Несостоявшийся жиган злобно зыркнул на несостоявшуюся прокуроршу, буркнул что-то себе под нос и оскорбленно побрел в другой тамбур.
За три часа пути партбилет Николая полностью свыкся с обстановкой в вагоне, однако подталкивать на общение и новые знакомства своего раба не решался. Однако, через некоторое время потребовал выпивки снова:
- Дайте мне на пиво, умоляю, - предчувствовал беду Николай Иванович, обращаясь к отставному генералу, который точно с неба упал и приземлился за один столик с несчастным человеком. Генерал не знал, что перед ним необычный человек, а раб красной книжицы. Зато Николай знал, что если частицы этой чешуйчатой книжицы напоить как следует, он сможет, наконец, уснуть.
Поезд остановился, товарищ Алла дернула ручку и на перрон выдвинулись металлические ступеньки. Николай, перепутав тапки на босых ступнях, выкатился через нее на платформу. Через пять минут он вернулся в обнимку с пластиковой бутылкой пива. Он прижимал ее к лицу и от удовольствия высовывал язык. Из приоткрытой пробки сочилась пена, растекаясь по его щекам. А может, партбилет так заигрывал с прокуроршей, которая была готова вцепиться худощавому волейболисту-предпринимателю в горло.
Апогей пришелся ровно на 7 часов утра. Что произошло ночью никто не знал, но пассажиров разбудил истошный крик Николая Ивановича:
- Аааа!!! Суки!!! Где мои штаны? Я что, террорист? - взвыл он. Поезд пришлось остановить, его окружили девять милиционеров, правда, без собаки. Николай Иванович отчаянно кидался то на прокуроршу, то в поисках пропавших штанов - Кто на меня жаловался, скажите, кто? И как я, без штанов что ли с вами пойду? Вы меня опозорили, понимаете!
- Я ему на пиво давал, да, когда он меня попросил, - заявил генерал.
- Подписывать жалобу будете? - осведомилась Алла.
- Да, я подпишу! - ответила прокурорша.
- Ну все, тогда мы снимаем его с поезда, - ответил старший милиционер.
- Суки! Мечту порвали! - истошно заревел Николай Иванович и его увели под ручки в метель.
Молчание по убывшему не по своей воле интеллигенту без штанов нарушила хохлушка через минуту. Она возмутилась, мол, «не трогали бы мужика, с кем не бывает» и «никому он ничего плохого не сделал». Прокурорша зашипела на нее:
- И где ты раньше была, пока его не высадили? Почему молчала?
Хохлушка не ответила, пустила мечтательный взгляд куда-то в потолок и уснула. Вместе с ней в царство снов отправились и остальные пассажиры. Только товарищ Алла схватила лентяйку, тряпку и ведро с теплой водой и принялась за мытье полов, в ожидании следующих Николаев Ивановичей, мечтающих о винных заводиках на улицах Тверской в Москве, да и вообще, черт знает о чем, совершенно не заботясь о съеденных в молодости партбилетах. Уж у нее-то он точно на месте, аккуратно лежит в ящике прикроватной тумбочки и дожидается своего часа.
Комментариев нет:
Отправить комментарий